Название: Да /Yes/
Автор: [EMAIL=novembersnowflake@hotmail.com]November Snowflake[/EMAIL]
Пейринг: ГП/ТР
Слэш, нелегально, недлинно, для собственного удовольствия. Чем-то похоже на Go Gentle.
По дархоновской терминологии - "печенька".
Примерно так=)
читать
Да
Гарри Поттеру снится Вольдеморт. Каким-то образом об этом знают уже почти все, знают о боли от его шрама, знают о странной связи на грани телепатии, и о видениях, что сломали бы почти любого тяжестью наполнявшего их ужаса. Они приносят пользу; они вызывают подозрения. Прошло уже два года с тех пор, как Темный Лорд вновь восстал во плоти, два года с тех пор, как началась великая и ужасная война, расколовшая весь волшебный мир надвое, но сны Гарри не так и не помогли ни сокрушить его, ни выследить – ничего. Остальные – те, кто смотрел на него как на спасителя большую часть его шестнадцати лет, теперь все чаще отворачиваются или отводят взгляд, словно боясь заглянуть в глаза, видевшие абсолютное зло; боясь прикоснуться к рукам, оказавшимся слишком слабыми, чтобы это зло остановить. Гарри чувствует свою беспомощность даже острее, чем они, и все чаще просыпается от кошмаров, весь в холодном поту.
Гарри видит сны, но не все из них полны взглядом алых глаз, дрожащими слугами и горделивыми сторонниками в темных плащах. Некоторые гораздо, неизмеримо хуже.
В этих снах он видит дневник, всю мощь которого когда-то уничтожил одним ударом клыка василиска. Гарри сидит за столом, подносит перо к чистой странице и начинает писать. «Где Вольдеморт?» - пишет он, и перо ускоряет свой бег по бумаге с каждой следующей буквой. «Почему он мне снится? Почему мы связаны? Что есть зло? Что есть Тьма? Почему я? Почему я? Почему я?»
Его почти неразборчивые каракули исчезают, и на бумаге появляется одно-единственное слово: «Да». И тут же он снова оказывается в Тайной комнате.
Том Риддл прекрасен в полумраке. У него алебастрово-белая кожа, темные волосы и прозрачные, бездушные глаза. Он манит Гарри подойти поближе, и Гарри бессилен сопротивляться.
У него холодные руки, но их прикосновение странным образом согревает. Гарри откидывает голову, когда Риддл касаются его подбородка, уха, затем волос. Глаза мальчика закрываются, и мир сжимается до ледяных пальцев, скользящих по коже; до гулкого эха в похожей на пещеру Комнате; тишины вместо звука дыхания Риддла; далекого шума воды; запаха древних камней и извечного зла. Здесь, в этом царстве тревоги и вечности, так мирно.
- Да, - шепчет Гарри.
Он почти слышит, как Риддл улыбается, лаская холодной рукой его подбородок. Теперь они одного роста, и Гарри открывает глаза, чтобы обнаружить, что смотрит прямо ему в лицо. Их носы разделяют какие-то доли дюйма, и яркий рот Риддла кажется открытой раной на бескровном лице. Когда чужие губы накрывают его собственные, Гарри удивляется их жару, их мягкости; языку, скользнувшему между его губами. Он касается пальцами впалой щеки этого странного мальчика, но это все равно, что касаться своего отражения в зеркале – такого же холодного, гладкого и не совсем реального. Он тихо стонет, и этот звук эхом возвращается к нему, вырываясь из чужих губ.
Гарри отталкивает его.
- Я… - он задыхается. – Ты…
Губы Риддла легко скользят по его шее.
- Да, - шепчет он, - Да.
И кусает.
Зубы, царапающие нежную кожу, посылают волны жара по телу, и так легко представить, что это клыки, что по венам разносится яд, принося с собой острую боль и еще более острое наслаждение. Он дрожит, и чувствует, как слабеют колени. Пальцы Риддла чертят линии на теле Гарри – от горла к груди, и к животу, и ниже. Глаза Гарри закрыты, и он задыхается, силясь сделать вдох и получая взамен только рот Риддла – острые зубы, и вкрадчивый язык, и холодную дрожь алых губ, прижимающихся к нему.
Гарри словно смотрит на себя со стороны, смотрит на свое тело, полное ощущением приятного жара, и запаха нарождающейся тьмы внутри, и ласк мертвого, восставшего против смерти.
- Разве это… - бормочет Гарри.
Шепот Риддла обжигает ухо:
- Да.
Холодные пальцы терзают и ласкают горячую гожу, нетерпеливые языки сплетаются, и Гарри уже не может понять, где он, а где другой мальчик. Он прикасается и чувствует прикосновение, целует и отвечает на поцелуи, испытывает боль и причиняет ее сам. Голова идет кругом, и тело плавится, словно фитиль у свечи. Кислорода не осталось вообще. Он не может дышать - ему не нужно больше дышать. Бесполезные легкие сжимаются, и он распахивает глаза в панике на грани экстаза, и тонет во взгляде сияющих глаз другого мальчика, и они зеленые, зеленые, зеленые…
И это… да.
И… да.
И да…
Гарри просыпается на рассвете. Небо окрашено алым, и он ежится от утренней свежести. Простыни все влажные от пота – и не только.
Рон, очевидно, услышал шорох, и рыжеволосая голова появляется из-за полога.
- Гарри? – шепчет он.
- Да? – Гарри устал. Гарри совсем не хочет разговаривать.
- Опять кошмары, Гарри? – спрашивает Рон, и беспокойство омрачает его широкую веснушчатую физиономию.
Гарри вздрагивает.
- С чего ты взял?
- Ты говорил во сне, - его голос падает до шепота, - На серпентарго.
- О, - отзывается Гарри, закрывая глаза. - О да.